Вадим долго возился, пока смог, наконец, порвать Оле пленку. Оля вертелась под ним и старалась делать всё, как говорила сестра. Только так, чтобы Вадим вдруг не решил, что она опытная.

    Но Вадим был непонятливым. Сначала он никак не мог добраться до Олиной пуси. Затем не удержался и окатил Олю чем-то теплым. Оля подумала, что Вадим описался, но теплое было еще и липким, и пахло совсем не так. Потом, уже подняв Оле ноги, Вадим никак не мог продавить пленку. Оле было больно, она кусала губы, но терпела молча.

     И только в середине ночи Оля почувствала резкую боль, а через секунду – как что-то теплое залило ей пусю и потекло на кровать.

     Пуся нестерпимо болела, подставлять ее дальше Оля не могла. Она скинула Вадима и свела ноги. Вадим, у которого все кипело от желания, разозлился и приказал Оле немедленно развести ноги. Но Оля только сильнее их сжала. Тогда Вадим перевернул Олю на живот и стал звонко бить ладонью по попе.

    Олю никто не порол уже три года. Уроки с отцом Антоном давно закончились, а для мамы она была послушнейшей дочерью.

   Когда ее наказывал отец Антон, неважно рукой или розгой, Оля млела. А маминой розги когда-то в детстве  страшно боялась: начинала реветь и молить о прощении, еще до того, как мама укладывала ее на скамейку.

    Сейчас первый шлепок Вадима ей понравился, и Оля оттопырила попу – ещё. Но Вадим бил по попе ожесточенно, со всей силы, и скоро попа стала болеть так, что Оля забыла про боль в кровящей пусе.

  Но стоило ей перевернуться на спину, а Вадиму дотронуться до пуси еще только рукою, как из-за боли в пусе Оля уже не чувствовала выпоротую попу и ногами пихнула Вадима в живот. 

    Тогда Вадим снял со стены приготовленную, наверное, отцом, плетку, намотал Олину косу на руку, прижал голову носом к подышке и задал Оле такую порку, какой она никогда не получала. Больнее, чем когда мама сучковатой розгой полосовала нежную попку трехлетней Оленьки за то, что она не попросилась писать. 

     Через каждые десять ударов Вадим приподнимал Олину голову и спрашивал, будет ли она его слушаться. На третий раз, вся зареванная, Оля прошептала – буду. Тогда Вадим приказал ей просить прощения и целовать плетку. Оля подчинилась.

    До утра она лежала высоко подняв ноги, а Вадим тёр и тёр ее горящую пусю своим ненасытным диком. Оля опять кусала губы, но делала всё, чтобы только Вадим на нее не рассердился.

    На следующую ночь всё повторилось. Только пуся болела уже не так сильно. А еще через три дня совсем не болела, и Оля только визжала под Вадимом и просила ещё и ещё. Когда Вадим уставал, Оля начинала играть с его диком и быстро добивалась своего "ещё".

   Прошла десять дней. Наступило время, когда из пуси должна была потечь кровь. Оля со страхом ждала этого, она боялась, что им придется на несколько дней прекратить свои ночные, такие сладостные, почти как порки отца Антона, занятия.

     Но страх оказался напрасным. Никакая кровь из пуси не пошла, и Оля по пять раз за ночь получала из дика Вадима новые и новые порции теплого. Которое к тому  же, как Оля скоро узнала, оказалось и сладким. Однажды ночью, вместо того, чтобы погрузить дик Оле в пусю, Вадим приказал ей открыть рот. И сосать дик. Оля послушалась и узнала новое удовольствие: пять минут она сосала, облизывала и даже чуть-чуть покусывала твердый дик, пока чуть не захлебнулась вылетевшей из него струей.

  Так продолжалось еще месяц. А потом Оля стала чувствовать в животе что-то странное. Это странное с каждым днем становилось всё непонятней, и Оля снова побежала к Дуне. Опытная Дуня, уже два раза рожавшая, но похоронившая обоих детей, одного через неделю, а другого через месяц после рождения, быстро все Оле объяснила.

     Оля рассказала обо всем Вадиму и подумала, что теперь ей придется забыть про сладкие ночи. Но вышло по-другому. Хотя спать вместе узнавший о беременности снохи свекор молодым строго запретил, Вадим стал уводить Олю в укромные места днем. И Оля каждый день то в сарае, то в амбаре подставляла пусю, а после бежала мыться от Вадимого теплого и сладкого, которое, как оказалось теперь, было не только теплым и не только сладким, но еще и белым. Мыться было необходимо – чтобы, не дай бог, свекор не унюхал запах белого.      

      Но однажды он всё же что-то унюхал. Наверное, Оля не домылась. Как же он их выпорол – и сына, и сноху! Живого места не оставил. После этого будущие родители стали осторожней.

    Месяца через три после страшной порки отец Ольги и отец Вадима поехали с товаром в Литву. Товар был дорогой, персидский. Его привезли из низовий Волги. Компаньоны купили его в Ржеве и собирались перепродать с большим бырышом.

    До Литвы недалеко – пять дней пути, максимум. Дней через пятнадцать самое большое они должны были вернуться. Но на двенадцатый день вместо отцов во двор прибежал мальчишка-слуга, которого купцы брали с собой, и принес ужасную весть.

     Почти подъезжая к дому, оставался еще день пути, купцы заночевали на постоялом дворе. Там владелец двора их и зарезал. Во сне. Деньги, понятно, забрал, а сам убежал. Надо ехать, взять тела и хоронить.

     За телами поехали вдвоем. И увидели страшную картину. Их отцов не просто зарезали. Их растерзали. Выкололи глаза, отрезали носы, выпустили кишки, отрубили то, что ниже живота. И бросили всё это на радость уличным собакам рядом с трупами.   

    Заказали два гроба, положили в них то, что осталось от обоих отцов, заколотили крышками и повезли к себе, хоронить.

    Заупокойную служил отец Антон. Он женился три года назад и уже два года растил сына, Гаврюшу. Ольга не видела отца Антона с Пасхи и сейчас почему-то живо припомнила, как лежала у него на коленях выставив голую попку и как ей было больно и сладко.

    Теперь хозяином и дела своего отца, и дела отца Ольги стал Вадим. Это поменяло жизнь молодых. На Ольгу у Вадима остались только ночи. Но первой страсти уже не было. Да и Ольга сильно подурнела –  располнела и пошла пятнами.

    На шестом месяце своей беременности Ольга заметила, что Вадим как-то по-особенному смотрит на молоденькую служанку Глашу. И через неделю застала их в кладовке. Глаша стояла согнувшись, а Вадим вгонял в ее бесстыдно выставленную пусю дик. Указательный палец правой руки он засунул в дырочку между так же бесстыдно раздвинутыми половинками Глашиной попы.

    Олю они не заметили, и она, никак себя не обнаружив, поспешила уйти. Но назавтра, заметив жирное пятно, оставшееся на рубашке Вадима после глашиной стирки, так отхлестала Глашу сначала по щекам, а потом и плеткой по спине, что Глаша не знала, куда бежать. Вадима дома не было. Когда он вернулся, рыдающая Глаша показала ему следы от Ольгиной плетки.

   Вадим запер Ольгу в тесной комнатке и стал пороть. Ольга пробовала уворачиваться. Тогда он привязал ее к кровати – и ноги, и руки – и порол, пока не выбился из сил: в основном – по спине и попе, но захлестывал и по животу.

Больше Ольга Глашу не трогала.

    А в животе у Ольги с каждым днем было все больше нового. Живот становился всё круглее и жил уже не только ольгиной, но и своей жизнью.

   За неделю до родов Ольга узнала, что Глаша тоже беременна. Но сейчас это не показалось ей важным, все ее мысли были заняты другим.

   И вот настало утро, когда Ольга снова, как когда-то маленькая, проснулась мокрая. И это была не кровь, она проверила рукой. Первая мысль – снова описалась. Но потом она догадалось, что начинается то, о чем рассказывала Дуня.

     Вадим уже давно спал отдельно. Ольга пришла к нему в комнату, и застала на плече у мужа сладко сопящую Глашу. Но и это Ольгу почти не расстроило. Она растолкала Вадима и велела бежать за повитухой. Недовольный тем, что ему не дают поспать, Вадим все же послушался.

   Ольга вернулась к себе. Через час пришла и повитуха. Полдня Ольга орала от нечеловеческой боли, схватки шли волнами. Наконец, повитуха вытащила из ее, ставшей огромной пуси нового человека – сына. И в первый раз в жизни отшлепанный, пока еще только повитухой, этот сын заорал в голос.

      На шестой день отец Антон крестил маленького Даню.

   Потом пошли недели, когда вся ольгина жизнь была сосредоточена на ребенке. Шесть раз в день она кормила Даню сочащейся молоком грудью. Это кормление доставляло Ольге неиспытанное ранее удовольствие, и она дождаться не могла, когда Дане снова захочется есть. Но и когда Даня наедался, Ольга не отнимала его от груди. Все время носила на руках. Ночью клала рядом с собой. И даже не пеленала. И только через месяц в первый раз доверила сына няньке.

     А у Глаши тем временем уже начал округляться живот. Спала она все так же, с Вадимом. И Ольга понимала, что это значит. Для нее и для Дани.

     Когда Дане исполнилось два месяца, Ольга отпросилась у Вадима идти на богомолье в Смоленск. Взяла с собой и Даню. Вадим отпустил их охотно.

     В первый же вечер Ольга стала хвастать перед другими богомольцами, какой богатый у нее муж, с кем он ведет дела, чем торгует, когда и куда ездит. Какой он у нее красивый, какие глаза, какой нос, какие волосы. Богомольцы слушали молоденькую дурочку кто с удивлением, но кто и с интересом. А простушка всё рассказывала и рассказывала.

     Ночью Ольга спала плохо – ее мучила совесть. И когда пришли в Смоленск, она молилась так жарко, так вымаливала прощение за неизвестно какие грехи, так билась головой о каменный пол, что не только богомольцы, но и священники удивлялись ее благочестию.

    А через десять дней Вадима принесли домой зарезанным. Правда, не так жестоко, как отца, но голого. Убийцы сняли с него всю одежду, может, что-то искали.

  На следующий день после похорон Вадима, не желая терпеть в честном доме распутницы, Ольга согнала пузатую Глашу со двора. Глаша пошла нищенствовать, и с тех пор никто ее не видел.

 

    После похорон Вадима прошел месяц, когда Ольга решила продолжить ученье.

       Забот, правда, и без того было много: торговое дело, да два дома, да Даня, да младшая сестренка Маша, которой уже одиннадцать и которую скоро нужно выдавать замуж. Но Ольга наняла честного приказчика и толковую прислугу, а Машу определила нянькой для Дани. И время для ученья нашлось.

   Ольга позвала отца Антона и попросила продолжить прерванные четыре года назад уроки. Платить она будет столько же, сколько платила мама. А за лишние уроки – дополнительно.

  Отцу Антону деньги были нужны – семья. И он согласился.

  На втором же занятии выяснилось, что ученица не выучила урок. И что в комнате приготовлены розги и лавка. Зачем – удивился отец Антон. Чтобы это была настоящая учеба. Я за это плачу. Если ученица не знает урока, учитель должен ее высечь. Иначе это не учеба. Строго проговорив все это, Ольга принесла отцу Антону розгу, поцеловала руку, закинула сарафан на голову и улеглась на скамью. Отцу Антону ничего не оставалось, кроме как высечь нерадивую ученицу. А ученица с каждым ударом только требовала, чтобы он сек сильнее, чтоб больнее, чтоб лентяйка и сесть не могла.

     На следующем уроке Ольга снова ничего не знала, и все повторилось.

   А еще на следующем ученица потребовала, чтобы учитель сек ее не розгой, а рукой. Как когда она была маленькой. Так ей стыднее, так до нее будет лучше доходить, и она станет лучше учиться. Отец Антон уже не возражал ни против чего – рукой так рукой.

   И вот Ольга,  выставив голую попу, лежит у него на коленях, руками и ногами уперлась в пол, а отец Антон со всего маха хлопает ее по попе. Ольга ерзает и трется о рясу отца Антона.

   Когда порка закончена, отец Антон замечает на рясе огромное мокрое пятно. Как будто ученица описалась. Он нюхает пятно, и понимает, что это другое. Идти с таким пятном на улицу нельзя, его нужно застирать и просушить. Ольга сразу же принимается за стирку, а потом сушит рясу утюгом. Отец Антон в это время сидит голый, закутанный в Ольгину шаль.

    Чтобы такое не повторилось, перед тем, как получить следующую порку, Ольга просит отца Антона задрать рясу  и пороть ее на голых коленях. А не то она снова намочит ему рясу. Отец Антон подчиняется. Пока отец Антон ее порет, Ольга с упоением трется низом живота о его колено. Когда же порка закончена, Ольга долго целует поровшую ее руку. И наконец, оторвавшись от руки, ныряет под рясу и впивается руками, губами и зубами в уже давно ставший каменным дик отца Антона.

    Дальше ни он, ни она уже ничего не соображают: отец Антон брошен на спину, а не помнящая себя от счастья Ольга оседлала его дик пусей и скачет во весь опор.

   Дик лопается и заливает пусю белым. Но Ольга ненасытна. Как только дик выполз из пуси, она хватает его в рот, вытягивает остатки белого и начинает гонять кожицу вокруг головки верх и вниз. Дик снова поднимается. И опять безумная скачка. Через два часа измочаленный отец Антон говорит, что больше не может.

     Дальше Ольге не нужно притворяться. Теперь она учится со всем прилежанием, какое было у нее в шесть лет до первой порки. Но после каждого урока, неважно, какой хорошей ученицей она была,  требует порки, а получив ее, срывает с Антона, теперь она зовет его так, рясу и прыгает на дик.      

    Через два месяца Ольга замечает, что в положенные дни кровь из пуси у нее больше не идет. Что это значит, теперь она знает отлично. Но рожать сейчас нельзя.

     Тогда Ольга решает снова отправиться на богомолье. И на первом ночлеге находит мужика, который особенно внимательно слушал ее похвальбу про мужа. Она выманивает мужика на улицу и о чем-то с ним долго шепчется. Потом сует ему что-то в руку.

    На следующий день, уже в Смоленске Ольга прежде всего находит повитуху. У повитухи она проводит три часа и выходит, слегка покачиваясь, бледная, но довольная. Замечает кровавый след, который тянется за ней. Возвращается к повитухе, перевязывает пусю, чтобы не кровила, покупает у повитухи старую одежду, свою велит отдать нищим и отправляется в церковь.

       И весь день, а потом и следующий день жарко о чем-то молится, бьет головой о пол, лежит ниц – только, чтобы бог простил ее.

    Через два дня она дома. А еще через пять приходит страшная весть: попадью, жену отца Антона, зарезали. Ее нашли голой возле церкви. Всю одежду унесли. Такое горе!

Ольга немедленно бросается в дом Антона – утешать. Они плачут вместе. Потом Ольга предлагает забрать оставшегося сироткой трехлетнего Гаврюшу к себе. У нее Гаврюше будет лучше. Отец Антон так раздавлен, что не возражает.

       Через день похороны. Ольга рыдает громче всех.

      На следующий день после похорон отец Антон приходит к Ольге – урок, и сына повидать. Гаврюша бежит ему навстречу и рассказывает, как хорошо ему у тети Оли, какая тетя Оля добрая. Ольга подхватывает Гаврюшу на руки и осыпает поцелуями. Потом дает самую большую сладость и отправляет играть, все игрушки у него теперь новые.

     Оставшись с Антоном наедине, Ольга говорит, что уроки они продолжат позже. А сейчас им надо пожениться. И поскорее.

   Через две недели вдова и вдовец венчаются, и Антон переходит жить в просторный ольгин дом – тот, в котором она выросла. Теперь каждую ночь происходит то, что раньше происходило на уроках. Сначала порка: Антон порет Ольгу розгами или рукой. А потом они сливаются и уже не могут оторваться друг от друга.

    И при этом каждый день Антон дает Ольге очередной урок, и, как когда-то, не может наудивляться, какая хорошая у него ученица.